Всеволод
Дмитриев
художественный
критик
1889-1919

ж-л  "Аполлон" (ХЛ) № 4  1914

 

СЕРОВ. Очерк Н.Э.Радлова. Издание Н.И.Бутковской.СПБ.1914.ц.1 р.75 к._  

_________________________________________________________________

Только что вышедший новый выпуск серии монографий  «Современное искусство» вполне оправдывает уже установившуюся репутацию изданий Н.И.Бутковской – он отмечен большой продуманностью и вкусом. Как на одно из удачных нововведений укажем на ряд репродукций (28 снимков на 11 листах), выделенных из текста. Недурно выполненные (заметим кстати, что они гораздо ближе передают характер  «масла», чем воспроизведения трехцветные), они еще прибавляют ценности этому и дешевому, и тщательному изданию, - совпадение, такое редкое у нас! Из красочных воспроизведений, между текстом, наиболее удавшимися нам показались: «АП.Павлова» и акварель «Петр П и Елисавета на охоте».

Очерк Н.Э.Радлова дает своеобразное и, несомненно, продиктованное большой любовью и внимательным вглядыванием в создания художника истолкование идейной и формальной сущности Серовского творчества. Хотелось бы только большей объективности при выяснении  «родословной» Серова: г. Радлов резко решительно отвергает и передвижничество, и эстетство. Передвижничество –

«было одной из крупных исторических нелепостей»  (стр.4);  эстетство – «поверхностная реакция против него» (стр.9). Отличие  «эстетства»  от  «передвижничества»  названный критик видит в том, что первое движение было построено  «на основаниях западного опыта»(стр.9) Но ведь (это так ясно теперь!)  и передвижничество в такой же мере было построено  н а   о с н о в а н и я х   з а п а д н о г о   о п ы т а. Отрицание ценности наших массовых художественных движений за последние полвека заставляет г. Радлова – и для нас совершенно неожиданно – указать на оторванность Серова от исторического хода русского искусства: Серов – один из тех, кто  «порывает и с прошлым, и потому их не заключишь в историческую цепь» (стр.2). Правда, несколькими страницами далее мы находим некую историческую не цепь, но группировку, которая представляется г. Радлову выявлением  «своеобразного и оригинального родного искусства»; здесь названы: Поленов, Головин, Левитан и  Коровин и, наконец, как виднейшие выразители – Серов, Врубель и Ционглинский (как идеолог, но не мастер).(стр. 10). Признавая за всеми перечисленными художниками их значение, мы все же не видим исторической почвенной основы для их такого резкого выделения из школы русской живописи.

Исповедывание  «красоты художественной превыше всяких красот и прав жизни»(стр. 13), которые г. Радлов ставит в заслугу названным художникам, давно имеет горячих, а порой и очень удачных защитников – хотя бы в лице И.Репина. Кстати, почему он выключен из Серовской родословной? Наконец (хотя это уже только наше  л и ч н о е предположение), в историческую родословную Серова, кроме Репина, можно бы включить и Кипренского... Ведь это такой же «странствующий поденщик жестокой повелительницы – музы», как называет Серова г.Радлов! Мы упоминаем про Кипренского потому, что г. Радлов, отрицая передвижничество и эстетство, вместе с тем называет нашу академию 30-х и 40-х годов  «хранительницей традиции   б о л ь ш о й   н а с т о я щ е й     ш к о л ы» (стр.18) Кипренский, с его страстными, «порой великолепными поисками красоты художественной, шел тем же путем зигзагов, вечных ломок и измен, каким шел Серов и (моя прибавка) также Репин. Может быть, трагический конец Кипренского укажет  г. Радлову, что традиции 40-х годов были хотя и очень твердые традиции, но, увы! Все же не  «настоящие» - для нас, русских.

                                                                         Вс.Дм.